— Здравствуй, Галка! Это — я.
— Получил мое письмо? Ой, проходи в комнату! Хорошо, что приехал! Представь себе, вчерашним вечером видела Танечку Зоркальцеву — она убита горем! Если, не дай бог, с Геной случилось что-то серьезное, Танечка не перенесет… Представляешь, она по-настоящему любит Гену. Такой кошмар!..
Бирюков улыбнулся:
— Галочка, ты сейчас — вылитая Трындычиха из «Свадьбы в Малиновке».
— Извини, Антон, я потрясена трагедией Зоркальцевых, — Терехина провела Бирюкова в комнату со скромной обстановкой, усадила на диван и, присаживаясь рядом, спросила: — Что нового в нашей родной Березовке, в районе?
— Березовка — на прежнем месте. Недавно новый Дом культуры там отгрохали — с паркетом и люстрами, словно в оперном театре. Ну а районные новости… враз не перескажешь.
— Сам как живешь? Все еще не женился?
— Работы много, некогда невесту подыскать, — с улыбкой ответил Антон. — У тебя какие успехи на семейном фронте?
— Мой «семейный фронт» давно развалился.
— Почему?
Терехина махнула рукой:
— Как теперь принято говорить, не сошлись характерами. Замуж выходила за Володю Милосердова. Вместе учились в пединституте. Я — на филфаке. Милосердов — на инязе. Прекрасный парень был, умница. Когда женились, он работал переводчиком в «Интуристе», постоянно общался с иностранцами и, представь, отъявленным фарцовщиком сделался. Какой только заморской дряни в дом не тащил! Джинсы, рубашки, подтяжки, жевательную резинку, сигареты в даже пустые бутылки с импортными наклейками. После, как прожженный барыга, продавал эту дребедень втридорога. Не поверишь, квартира наша была похожа на комиссионный магазин или, точнее, на контрабандный притон, где постоянно толклись какие-то сомнительные типы. Знал бы ты, сколько я уговаривала Володю прекратить этот поганый бизнес… Ничего не помогло. В конце концов он обозвал меня дурой-идеалисткой, сложил в чемоданы импортное барахло и ушел. Как я и предполагала, темные делишки для него добром не кончились. Вскоре после нашего развода Милосердова выгнали из «Интуриста». Теперь работает официантом то ли в «Садко», то ли в «Орбите». Год назад приходил мириться, но получил от ворот поворот. Представь себе хоть на минуту: у меня, учительницы, муж — официант. Позорище!
— Говорят, не место красит человека…
— Правильно говорят, если это касается умных, порядочных людей. Милосердов же, как я убедилась, окончательно потерял совесть. Его нынешняя цель — иметь, кроме зарплаты, не менее тридцати рублей каждый вечер. Скажи, Антон, положа руку на сердце, разве порядочный мужчина с высшим образованием, владеющий французским, английским и немецким языками, станет унижаться перед ресторанными гуляками ради чаевых?
— Каждый по-своему с ума сходит, — отшутился Бирюков.
— Жалко ведь таких «сумасшедших»… Извини, я опять вернусь к трагедии Зоркальцевых, — внезапно сказала Терехина. — Милосердов, конечно, не успел раскрыться как личность. Сразу после института Володя нашел теплое местечко, стал ловчить и обогащаться, а Зоркальцев — другой человек. Я с ним в одной школе работала. Лучшего математика и физика у нас не было. Представь себе, трое из его учеников уже стали кандидатами наук. Не преувеличиваю, даже откровенных лентяев и тупиц Гена умел научить своим предметам. И вот такой способный педагог бросил преподавательскую работу и ушел на завод, где вынужден был подрабатывать репетиторством. Когда писала тебе письмо, я не знала об этом. Вчера Танечка, жена Зоркальцева, рассказала, что у Гены не было ни минуты свободной. Представляешь, он вынужден был даже возить репетируемых к себе на дачу. Давал им там задание, а сам ухаживал за дачным садом и прибирал участок.
— А за девочками не ухаживал на даче?
— Антон! Гену можно подозревать в каких угодно грехах, только не в этом. Более гармоничной семьи, чем у Зоркальцевых, трудно найти, — Терехина вдруг спохватилась. — Извини, обеденное время давно миновало, а я так обрадовалась твоему появлению, что даже не спросила: ты голоден?
— Если предложишь стакан чая, не откажусь.
Дальнейший разговор продолжался за обеденным столом. Побочными вопросами Бирюков осторожно выяснил: о конфликте Зоркальцева с Харочкиными Терехина ничего не знает. Не знала она и от кого распространился слух, будто дачу поджег Вадим Фарфоров, а о том, что знакомые поговаривают о Фарфорове, Терехиной сказала жена Зоркальцева. При этом Танечка сразу оговорила, что это чистейший вздор, поскольку, мол, Вадим Алексеевич — в высшей степени человек порядочный. На всякий случай Антон поинтересовался Лелей Кудряшкиной и неожиданно для себя узнал, что Леля была постоянной «клиенткой» Милосердова, когда тот спекулировал импортными тряпками.
За разговором незаметно подкрался вечер. В седьмом часу Бирюков попрощался с бывшей соклассницей и, перехватив попутное такси, доехал до магазина «Хрустальный башмачок», рядом с которым в сером многоэтажном доме по улице Гурьевской жил геолог Фарфоров.
Дверь открыл невысокий хмурый мужчина с окладистой, как у Хемингуэя, бородой. Наморщив широкий обветренный лоб, он смерил рослого Бирюкова пристальным взглядом бесцветных глаз и шевельнул сутулыми плечами, как будто поправлял за спиной тяжелый рюкзак.
— Здравствуйте, Вадим Алексеевич, — сказал Антон, отметив про себя, что за прошедшее время Фарфоров внешне нисколько не изменился и даже его привычка, подергивать плечами, сохранилась.
— Здравствуйте… — глуховатым голосом ответил геолог. — Товарищ Бирюков?..