Точки пересечения - Страница 19

— Откуда берутся лишние талоны?

Парень кивнул в сторону приемного пункта:

— Какой мудрец точно сосчитает, сколько в том сарае макулатуры — десять или одиннадцать тонн? На одну усушку-утруску можно списать двести талонов. Перемножь их на трешки-пятерки, и минимальный навар «мака» узнаешь. О максимальном — можно только догадываться…

У весов послышался недовольный шум. Парень поправил очки, насторожился:

— Кажется, прикрывает зверь-баба лавку с товаром. Всегда так: час-другой поработает и — шабаш. Надо с ней разобраться…

Вскинув на плечо рюкзак, он направился к весам. Бирюков тоже подошел поближе. Парень, вытянувшись на цыпочках, через головы впередистоящих крикнул:

— Ну, в чем дело, мамаша?!

— В шляпе, сынок! — зычно ответила Харочкина.

— Не надо хамить.

Людмилу Егоровну словно укололи. Она разгневанно уставилась на парня:

— Врэжу гирькой по очкам — будешь знать, кто хамит!

— А если гирька назад отскочит?..

Стараясь угодить приемщице, на парня со всех сторон осуждающе закричали, однако Людмила Егоровна, несмотря на оказанную ей солидарность, громко объявила:

— Талоны кончились, не базарьте!

Парень досадливо повернулся к Бирюкову:

— Вот тебе наглядный пример. Уже распродала зверь-баба талончики. Запоздал я сегодня на аукцион, придется разворачивать лыжи к дому.

Сдатчики макулатуры стали понуро расходиться. В переулке зафырчали моторы разъезжающихся автомашин. Нахмуренная Людмила Егоровна замкнула дверь «Пункта» большущим навесным замком. Бирюков подошел к ней и, показав удостоверение, представился. Полное лицо Харочкиной побагровело. С таким же прононсом, как у Анжелики, она сердито выпалила:

— Очкарик пэрвым меня оскорбил!

— Я пришел насчет вашего заявления в прокуратуру, — сказал Антон.

— А что заявление?.. — Харочкина вроде бы растерялась. — Что вы с этим заявлением, как черти за грешную душу, ухватились?

— Но вы ведь сами писали прокурору…

— Погорячилась, конечно, — на глазах Харочкиной как-то неестественно, словно она поднатужилась, выступили слезники. — А подлецов таких, как Зоркальцев, надо расстреливать.

— Он вернул вам деньги за репетиторство?

— Нээ-эт.

— Почему?

— Потому что сбежал.

— Когда вы с ним виделись последний раз?

— В прокуратуре, когда следовательница вызывала.

— А по телефону когда ему звонили?

— Через день после того. Хочет замылить четыре сотни за свою халтурную работу. Не на ту нарвался! Свои кровные из горла вырву у хапуги!

— Чем вы угрожали Зоркальцеву при телефонном разговоре?

— Что-о-о?.. — будто удивилась Харочкина. — Не бери на испуг, уважаемый гражданин! Как бы извиняться не пришлось за такие приемчики.

— Я, Людмила Егоровна, запрещенных приемов не применяю, — спокойно сказал Антон. — Напрасно повышаете голос. С чего это мы такие нервные?

— На моем месте любая мать занервничает. У дочери свадьба на носу, а прокуратура рогатки строит… — Харочкина попыталась улыбнуться. — Посодействуйте договориться со следовательницей-формалисткой — в долгу не останусь.

— В таких делах я не содействую, — сухо ответил Бирюков. — Как вы сами расцениваете поведение своей дочери?

На лице Харочкиной появилось такое выражение, словно она хотела крикнуть: «Врэжу гирькой — будэшь знать!» Однако Людмила Егоровна не крикнула, а лишь покривила уголки пухлых губ:

— Девочка как девочка.

— Не рано ли ей замуж?

— Почему рано? В ее возрасте любую только пальцем помани… В старых девах засиживаться теперь никто не хочет.

— Так ведь Анжелике еще и восемнадцати не исполнилось…

— Ну и что? Мы, родители, не возражаем против брака. Получим в горисполкоме разрешение, все будет по закону. Жених — не шаромыжник, а вполне серьезный обеспеченный мужчина.

— Милосердов?..

— Ну, Владимир Милосердов. Он вам не нравится?

Антон улыбнулся:

— Я за него замуж не собираюсь.

— Почему же спросили о нем?

— Работа такая — спрашивать. Скажите, Анжелика в открытую курит?

— Она ничего от матери не скрывает. Что удивительного — теперь девушки поголовно сигаретам дымят.

— И это вас ничуть не тревожит?

— Нет. Никотином Анжелика сгоняет полноту.

— Спиртным — тоже?

— Что-о-о?.. — вроде как не поняла Людмила Егоровна.

— Говорят, спиртным увлекается ваша дочь.

— Это, так и знай, соседи вам натрепали. Завистники! Если девочка раз-другой не рассчитала своих сил, так сразу и в пьяницы надо ее зачислять? С кем по молодости такого не бывает?..

Бирюкову часто приходилось беседовать с родителями провинившихся подростков. Встречались среди них и такие, кто всяческими путями старался уменьшить вину своего ребенка, показать его в более приглядном свете. Все они при этом, как замечал Антон, чувствовали неловкость и стыдливо уводили глаза в сторону. Людмила Егоровна, выгораживая Анжелику, неловкости и тем более стыда не чувствовала. О перепившей несовершеннолетней дочери Харочкина говорила так спокойно, будто ребенок переел мороженого. В планы Бирюкова не входило переубеждение неразумной родительницы, поэтому он перевел разговор к тому, ради чего встретился с этой агрессивно настроенной женщиной:

— Зачем Зоркальцев приезжал к вам домой утром одиннадцатого июня?

Людмила Егоровна надула и без того полные щеки:

— Кто вам сказал?

— Свидетели.

— Вранье! Одиннадцатого числа я полный день была на работе и прохвоста-репетитора не видала!