— Да, моя фамилия Бирюков, — подтвердил Антон.
— Вы родом не из Березовки?
В заставленной мебелью комнате было душно. Бирюков, чтобы вытереть вспотевший лоб, потянул из кармана пиджака носовой платок и услышал, как об пол стукнулась расческа. Нагнувшись за ней, Антон заметил под столом блеснувшую целлофановой оберткой коричневую книжицу. Вместе с выпавшей расческой поднял ее — это было водительское удостоверение Зоркальцева.
— Так… — хмуро проговорил Бирюков. — Объясните, каким образом этот документ оказался у вас?
Милосердов тревожно сверкнул стеклами очков.
— Наверное, у парня из кармана… — внезапно заволновался он. — Да, конечно же!.. Парень, когда выхватил пистолет, стоял на этом самом месте, возле стола. Честное слово. Не верите?..
— Верю, — сказал Антон, решив, что пора начинать разговор, ради которого пришел сюда. — Владимир Олегович, где находится дача Зоркальцева?
— Представления не имею! — торопливо выпалил Милосердов, видимо, не ожидавший столь быстрой смены разговора.
— О том, что дача сгорела, конечно, знаете?
— Следователь говорил. Даже выписанный мною счет показывал.
— Не вспомнили тех клиентов?
— Не вспомнил.
Очень быстрый ответ насторожил Бирюкова. Антон еще острее почувствовал раздражающее влияние поблескивающих зеркальных очков, сквозь которые совершенно не просматривались глаза собеседника, и спросил:
— Почему, Владимир Олегович, даже в комнате не снимаете темные очки? Здесь не так уж много света…
— Глаза болят. В деревне помогал родственнику строить гараж и так насмотрелся на электросварку, что врачи строго предупредили: без темных очков — ни шагу.
Милосердов крепко сжал сцепленные в пальцах руки. Внешне он выглядел спокойно, и это показалось Бирюкову неестественным.
По наблюдениям Антона, люди, подвергшиеся нападению вооруженных грабителей, как правило, очень долго не могли прийти в себя.
— Какие деньги требовал от вас парень? — опять задал вопрос Бирюков.
— Не знаю.
— Задолжали ему?
— Я совершенно незнаком с ним.
— Как он выглядел?
— Ростом — средний. Куртка нараспашку, джинсы, шляпа и… темные очки. Словом, типичный бандит. Цвет одежды, естественно, назвать не могу — у самого очки с темными стеклами…
Милосердов, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих очков. На какой-то миг он приподнял очки, но, спохватившись, сразу водворил их на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на воспаленных веках Владимира Олеговича нет ресниц.
— Что с вашими глазами? — быстро спросил Бирюков.
— Говорю, электросварки нахватался.
— Так сильно, что даже ресницы сожгли?
— Это врачи так… лечили…
— Первый раз встречаюсь с таким лечением, — недоверчиво проговорил Бирюков, осененный внезапной догадкой: — Владимир Олегович, ведь это вы сожгли дачу Зоркальцева.
— Ошибаетесь, — очень-спокойно ответил Милосердов, но от взгляда Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.
— В какой поликлинике лечили глаза? — пошел в наступление Антон.
Руки Милосердова задрожали сильнее:
— Какая разница?
— Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, — Антон протянул руку к телефону. — Так где лечились?
— Нигде не лечился, — вроде бы со злостью сказал Милосердов после долгого молчания. — А глаза на самом деле обжег… У костра, на рыбалке.
— Кто может подтвердить?
— Со мной никого не было. Разжигая костер, плеснул бензина…
— Зачем же об электросварке и врачах солгали?
— Неудобно было в собственной неловкости признаться.
Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердов изворачивается. Надо было действовать решительно. Антон молча набрал номер Шахматова. Услышав в телефонной трубке знакомый голос начальника отдела розыска, сказал:
— Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Есть предположение, что около часа назад здесь побывал вооруженный грабитель. Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Видимо, придется делать обыск…
— Не надо! Не позволю! — Милосердов внезапно вскочил с кресла-качалки и резко протянул руку к трубке, словно хотел вырвать ее у Бирюкова.
Антон отстранился:
— Почему не позволите? Дело очень серьезное, мы не самодеятельный спектакль разыгрываем.
— В моей квартире нечего искать! Ищите бандита, который хотел меня ограбить.
— Виктор Федорович, срочно приезжайте, — сухо сказал Антон и, положив трубку на аппарат, встретился взглядом с непроницаемыми очками Милосердова. — До приезда следственно-оперативной группы у вас есть время искренне рассказать всю правду. Поймите, что с вами не в бирюльки играют и что у юристов существует определение, называемое чистосердечным признанием…
Милосердов обмякше опустился в кресло. Какое-то время он в упор глядел на Антона. Затем его будто прорвало:
— Я действительно поджег дачу Зоркальцева. Из ревности поджег! Хочу жениться на Анжелике Харочкиной, а Зоркальцев роман с ней завел, увеселительные вечера стал на даче устраивать! У меня разум помутился, взял канистру с бензином… Когда поджигал, пламя опалило лицо. Я готов возместить Зоркальцеву причиненный ущерб. Все заплачу, все… — И заплакал по-детски, навзрыд.
Зрелище было не из приятных. Бирюков поморщился:
— Извините, не могу поверить в такую версию.
— П-почему?!
— Потому что вы не из тех людей, которые способны терять разум от ревности. Не тяните время. В чем истинная причина поджога?..